Манифестирующий генератор

"... в подъезде накакано. Ну как ты здесь живёшь? Ну вы все же здесь живёте! Почему бы вас не сделать effort colective?..."

френд дал ссылку на забавный некролог Крылова Бибихину. Давний текст, но я его не видел раньше, да и представить не мог, что между Крыловым и Бибихиным есть какая-то связь. Конечно, Бибихин не отвечает за Крылова, но тем не менее очень любопытно, кто в отцах у ныне совсем уже сдувшегося и легшего под контору рузского нациста. Про солжа крылов, кстати, тоже очень душевный некролог написал. Более душевный и комплиментарный, кстати. но и здесь неплохо, тем более здесь крылов пытается обьяснить заодно себе, что такое философия и зачем она. Как это связано, правда, с Движением, он не обьясняет, да наверно и не сможет, это пропасть внутри него самого. Теории социального действия в его философии нет, и у него обычный раскол вита актива и вита контемплятива, обычный для "рузского философа".
А вот Бибихин, между прочим, такого раскола не имел, и его хайдеггер был - вопреки арендт - философом вита актива. когда Бибихин рассказывал, как он себе построил своими руками избушку (чего хайдеггер, кстати, не умел, дальше пилки дров с гадамером и целаном он не пошел), в этом читалась гордость цельностью жизни, практически досократической, совершившей прорыв сквозь мерзость постава. Бибихин сделал установкой цельность этического усилия как усилия мысли, этим он отличался от тех же аверинцева и лосева, обычных русских болтунов, сосуществующих с мерзейшей мощью на ее законах. Бибихин же прошел сквозь микропоры монстра, оставшись совершено цельным и сделал это принципом своего философского усилия. Если сравнить его речь (правда, я никогда не посещал его семинаров, слышал только его доклады в ИФ) с речью Мамардашвили, то Мераб все же ближе к софосам (и софистам), а Бибихин - к вопрошающим, т.е. искателям мудрости на бесконечном пути, берегущим себя от решающего суждения. Конечно, это очень походило на речь напуганного совецкого интелла, боящегося сказать свое ясное слово (такова была речь Вадима Межуева), но на деле Бибихин из этой практики сумел - при помощи Хайдеггера - создать нечто радикально иное, совершенно вменяемое, за что не надо краснеть перед людьми и Господом. В его мемуаре Лосев на фоне рассказчика сдувается до совецкого прохвоста-болтуна - и это совершенно справедливо, Бибихин заслужил такую речь.
Я бесконечно благодарен ему за его хайдеггера, именно благодаря ему я открыл Хайдеггера, как раз в той самой книге, про которую рассказывает Крылов. Крылов, кстати, явно привирает, эту книгу нельзя было купить просто так в магазине, я делал специальное письмо от института философии, и только с ним мне продали два экземпляра этой книги "для научных библиотек". эти послевоенные хайдеггеровские доклады о метафизике, технике и картине мира произвели на меня в переводе Бибихина огромное впечатление - как, видимо, и на Крылова. До этого у меня была копия бибихинских переводов статей Х про язык, но никакого впечатления они не производили, это было похоже на набившую оскомину советскую культурологию а ля аверинцев. А здесь было нечто совсем иное, и это иное держалось на цельности языковых интуиций русского языка! вероятно, придуманный Бибихиным русский язык Хайдеггера - самый успешный философский переводческий проект за всю историю русского языка. По сравнению с цельностью и интуитивностью этой речи переводы гегеля, канта, а уж тем более аристотеля и платона - черновики начинающих дилетантов. Это - редкое чудо, как перевод некоторых стихов Рильке Микушевичем. И этого одного хватит, чтобы остаться живым до тех пор, пока говорят и пишут на русском языке.
Но Бибихин еще и сделал Хайдеггера живым жизненным усилием. Вообще превращение какого-то философа в жизненный путь - не редкость в русской жизни. Гегель, Милль, Витгенштейн имели множество своих последователей в России такого рода. Но жизненная этическая программа Бибихина по им придуманному Хайдеггеру была, наверно, самой цельной из существующих. Его Хайдеггер не мог быть, конечно, нацистом и антисемитом, и это свое право на видение Мартина он достойно защищал.
после этого я озаботился и прочел сначала вообще все инионовские переводы Х Бибихина, а потом и вообще все его переводы на русский. ПО немецки я тогда не читал, да и сейчас читать Мартина по-немецки - тяжелое испытание для моей немецкой речи, часто не очень успешное в том жр цикле о событии или об истории быстия (как это перевел на русский Бибихин? не встречал). Хайдеггер остался со мной навсегда, и на необитаемый остров я наверно взял бы только бибихинские его переводы. НИкакой делез и фуко не поколебали во мне это волшебство поэтической философской русской речи.
Он не стоял на месте, это был открытый человек движения, а не тухлый консерватор. Он не переставал меня удивлять - и своим интересом к Дерриде, и своим интересом к Арендт - которых он тоже придумал со своим собственным языком - "кругленькую сущность" долго поминали дерриадаисты, а его перевод книги Арендт -фактически его собственное произведение, в котором по его вкусу смешаны английский и немецкий текст книги - так что это совершенно отдельно произведение, которое читать не менее интересно, чем оба оригинала или перевод на французский (который, кажется, делал, в частности, Рикер).
В конце жизни он полюбил беседы с вполне постмнодернистским Зимовцом и часто ему звонил, подолгу обсуждая проблемы психоанализа и его философии.
И вот за эту цельность усилия со своей оптикой и непрерывным движением внутри нее - я его очень люблю и безмерно уважаю. Я не знал, что он бегал и приставал к солдатам не ехать на вторую чеченскую, но и это вызывает во мне безмерное восхищение этим негромко живущим человеком. Крылову это понять не дано.
В конце жизни мои знакомые философы, желающие быть в самом последнем тренде - вроде Анашвили - считали Бибихина дурачком и городским сумасшедшим. Я никогда с ними не соглашался. если это дурачок - то из тех самых, что ходили по агоре греческих полисов и приставали к согражданам с разными парадоксами - за что греческие сограждане их, в отличии от жестоких и неумных рузких людей - любили и уважали.
Был ли он "большим философом со своими идеями"? Нет, конечно, но не к тому он и стремился. Он учил- ненавязчиво, без мерабовской позы - тихо быть философом в неритмичной, холодной, совершенно враждебной мысли стране-не-месте, и любить язык этих туземцев сам по себе, как нечто куда более важное, чем они сами. И это ему, я считаю, вполне удалось. Он продемонстрировал, что может этот язык в мысли, где вита актива и вита контемплятива незрывно сложены вместе. И в этот мир вписывались и арендт, и деррида, и витгенштейн, и палама - и многие другие, кем он интересовался и кого переводил (петрарка бибихина - это же как дон кихот пьера менара!). Этот человек останется образцом философской жизни для тех немногих, кто ее взыскует и кто знал его лично. И в этом он для меня - наряду с Батищевым, но куда более симпатично и эстетически достоверно - образец того, как надо жить и мыслить, чтобы быть философом, таки живущим не по лжи.

https://www.facebook.com/enadtotchi/posts/pfbid02hgYvuWAVRKqkpifkXDynngirqgWbzD8Qbmok2vGsAbXgRRKZaVbxySnPozB55eSml?__cft__[0]=AZUIDQvUGIJNiIWaLRzO64442pmimEEoIX72GeMxZBSfNQp_wBvJlBrgdlUZUzrgPlmHSmXikSCF5Odn-2UAMB9aULWgGEDVEIrXkSeHYitSLgibkMBlws5swjzV479KoDabVu9TFK7nsNHOvNU8AdyqsyUCRy5cxZoceVAfoXDcNQ&__tn__=%2CO%2CP-R

Х

Х

Х

Х

Х

Х

Х

Х

Х

Х

Х

Х

Х

Х

Х

Х

Х

Х